Давящее, гнетущее чувство безысходности...
Ощущение сырого камня и старого железа, смешанные в единое бездушное существо...
Солнечный свет, рассечённый на части решёткой...
Хриплые надрывные голоса людей, пока ещё живых, но уже обречённых...
И над всем этим - едкий, ни с чем не сравнимый запах смерти, незримо витающей над всеми нами, смотрящей пустыми глазницами из каждого угла, ухмыляющейся от предвкушения скорой поживы...
Это всё - о самой верхнем этаже городской тюрьмы с одиночными камерами. Камерами, в которых находимся мы - осуждённые и приговорённые к смертной казни. Смертники...
Иногда бессвязное бормотание и крики отчаявшихся людей умолкают, и тогда весь этаж заполняет гнетущая тишина, прерываемая лишь лёгкими шорохами. Тогда становится совсем плохо - тишина мягко обволакивает сердце, а затем разом сдавливает его своими ледяными пальцами. Уж лучше слушать надрывные стенания о невиновности, раскаянии и полубезумные истории о содеянном.
Иногда хриплый шёпот сменяется отчаянным воем, и кто-то в порыве отчаяния принимается колотить кулаками в стены, разбивая руки в кровь, или принимаясь грызть решётки на окне. Таких очень быстро усмиряют надсмотрщики, в обязанность которых входит сохранение наших жизней. До казни...

Наши окна выходят прямо на городскую площадь, где медленно, словно для того, чтобы ещё больше усилить наши мучения строится эшафот. Впрочем, почему «словно»? Именно потому здание тюрьмы и находится прямо на городской площади. Именно для этого нас и держат не в подвальных камерах, или на нижних этажах. Нет - мы находимся на самом верху, и через решётку открывается чудесный вид на площадь и соответственно на эшафот. Что ж, отцам основателям города не откажешь в своеобразном чувстве юмора. Отсюда, с этажа смертников был только один выход - туда, на площадь, на потеху собиравшейся толпе.
Чужая смерть - захватывающее зрелище, потому потеха будет обеспечена. Обычно казни растягиваются на несколько дней, чтобы как можно большее количество городских жителей успело насладиться зрелищем. Ну и, кроме того, это даёт возможность и приговорённым, в свою очередь, сполна насладиться изматывающим ожиданием своей участи. Впрочем, меня эта сомнительная чаша скорее всего минует. Слишком громким было моё дело, практически все городские жители единогласно требовали немедленной смерти для Густаво Марии Дель Орно - потомственного аристократа, человека, с особой жестокостью убившего маркиза де Сент-Этьена, бывшего городского судью.
Потому я буду первым, кто выйдет отсюда туда, на площадь...

Я был единственным из всех смертников, кто не проронил ни слова, после того как попал сюда. Я не жаловался, не раскаивался, не кричал и не требовал помилования или ещё одного суда. Кто-то наверно решил, что я смирился, или сломался от осознания своей вины. Нет, просто я осудил себя сам. Я умер ещё тогда, когда отнимал жизнь у этой мерзкой продажной твари. И я ни на секунду не усомнился в своей правоте.
Вчера вечером эшафот был достроен, потому сегодняшний день для меня - последний.

Я сидел на деревянном лежаке, глядя в зарешеченное окно, когда в коридоре раздался громкий топот. Топающие прошли в одну сторону, затем в другую, и, наконец, остановились у моих дверей, зазвенели ключи, с лязгом отодвинулся засов, и в камеру втолкнули мужчину.
- Посидишь пока с ним, - прогудел тюремщик, обращаясь к мужчине. - Свободных одиночек, вот ведь незадача, не осталось, а этому уже недолго осталось камеру занимать.

Довольный своей шуткой, надзиратель громко засмеялся, затем задвинул засов и, посвистывая, потопал прочь. Я рассматривал своего неожиданного гостя. Первое, что сразу бросалось в глаза - его затравленный взгляд. Человек был очень сильно взволнован. Взгляд метался по камере: от решётки на окне к двери, вскользь задевая меня. Руки судорожно теребили ткань дорогой одежды. Подтянут, ухожен, короткие светлые волосы, нос с горбинкой, выдающийся подбородок. Кажется, он был мне смутно знаком, но я не мог вспомнить, где я мог его видеть. Я ждал вопросов, но он, не проронив ни слова, подошёл к лежаку и сел на него, обхватив голову руками. Я тоже не стал ни о чём его расспрашивать, и снова перевёл взгляд на окно. Рой мыслей, кружившийся в голове, послушно исчез, уступив место простому спокойствию. На какое-то время я даже забыл, что нахожусь в камере не один, и лишь когда лёгкое шуршание привлекло моё внимание - я снова глянул на сотоварища.
Он сидел с закрытыми глазами, опёршись на стену, а в руках, словно живя своей собственной жизнью, порхала колода карт. С тихим шорохом карты перемешивались, сплетались в немыслимые узоры, снова расходились в разные стороны, образуя веер и почти не соприкасаясь друг с дружкой. На секунду он остановился, затем карты, словно по волшебству, непрерывным потоком принялись перелетать из одной руки в другую, сталкиваясь в воздухе, но тут же послушно замирая между его пальцами. Подобной виртуозности мне не доводилось видеть, потому помимо воли я засмотрелся. А человек и не думал останавливаться. Всё так же, не открывая глаз, он ускорил движения, и перемещения карт слились в плавные линии, из которых стали вырисовываться фигурки: голубь, расправивший крылья, небольшая башенка, облако с каплями дождя, дерево с густой кроной. Зрелище завораживало. Хотелось совсем по-детски захлопать в ладоши и попросить показать ещё что-то. Неожиданно для себя я почувствовал, что улыбаюсь. Я, человек, который через несколько часов должен буду навсегда избавиться от бремени жизни!
И несмотря ни на что я улыбался. На душе было тихо и спокойно, словно в далёком безоблачном детстве, когда деревья кажутся очень большими, и ты наивно полагаешь, что будешь жить вечно.

Он настолько умело управлял картами, что когда одна из них вылетела из колоды и упала к моим ногам - я вздрогнул от неожиданности и машинально подхватил её. На меня смотрело весело улыбающаяся фигурка клоуна в разноцветной одежде, в красном колпаке с бубенцами. Я улыбнулся ему в ответ, перевёл взгляд на виртуоза - и вздрогнул второй раз. Ещё ни разу мне не доводилось видеть такого ужаса, плескавшегося в глазах человека. Перекошенный рот, натянувшаяся кожа на скулах, судорожно зажатая в руках колода карт.
- Это он! - сдавленно прохрипел мужчина. - Проклятый шут! Он пришёл сполна насладиться своей победой!
Он замотал головой, зажмурив глаза.
- Тебе мало было отнять у меня моё имущество и мою жизнь?! - с глухой яростью шипел он. - Что ты ещё хочешь?!
Он раскрыл глаза, и я встретился с его безумным взглядом - словно с головой бросился в омут с холодной чёрной водой.
Несколько долгих секунд мы смотрели в глаза друг друга, затем его взгляд обрёл ясность, он придвинулся ко мне вплотную и быстро и тихо заговорил.

- Не знаю сколько у меня осталось времени, но я должен рассказать это кому-то. Иначе я сойду с ума, ещё до того, как он придёт требовать свою плату. Пожалуйста, выслушайте меня и молю не перебивайте!
Безумие в его глазах сменилось мольбой, он просящее смотрел на меня, и на мгновение я физически почувствовал охватившее его отчаяние.
Я кивнул.

- Благодарю вас! А теперь слушайте:
Меня зовут Джек Армандо, хотя чаще меня зовут по-другому - Счастливчик Джек. Я родился в семье небогатого промышленника - Альфреда Армандо. Я профессиональный игрок в покер. Покер - это моя жизнь. С самого детства я грезил карточными играми. Я непрерывно учился играть: сначала у простых игроков, затем связался с шулерами и каталами, затем мне посчастливилось столкнуться с настоящим профи. В 14 лет я сбежал из дому, и принялся колесить по стране, посещая все доступные мне злачные места и сомнительные заведения. Я играл везде, где только можно, иногда начисто проигрываясь, иногда срывая крупный банк. Но жажда большой игры не давала останавливаться мне надолго на одном месте. Я стремился охватить все аспекты игры, доводя до совершенства свои навыки, просчитывал карты и варианты раскладов. Я изучал поведение людей, их реакцию на плохие карты и хорошие, любые, мельчайшие движения их пальцев, бровей, глаз. Я замечал любые детали. Я хотел не просто играть, я хотел играть лучше всех. Стать самым лучшим. Непревзойдённым. И постепенно Игра стала отвечать мне взаимностью. Проигрыши становились всё более редкими, а выигрыши - всё более крупными. Из дешёвых кабаков и забегаловок я перебрался в элитные игровые клубы. В двадцать лет на выигранные деньги я купил свой первый особняк. Вместо дешёвых сигарет я начал курить дорогие сигары, вместе дешёвого виски - пил дорогой коньяк. Самые дорогие женщины добивались моей симпатии. В двадцать пять - я вошёл в круг элиты. Моими соперниками за игровым столом были самые богатые люди страны и, конечно же, другие профессиональные игроки. Самые лучшие, очень похожие на меня, в их глазах я видел тот же неугасимый огонь Игры.
Но я никогда не останавливался на достигнутом, я твёрдо знал, что это - ещё не предел моих возможностей. Я не постиг ещё всего, что может мне дать Игра. Я словно горел изнутри, и даже большие деньги не могли затушить этот пожар. Однажды ночью мне приснился сон: я играю с человеком, лица которого не могу увидеть и эмоций которого я не могу прочитать. Я проигрывал партию за партией, и проиграв всё что у меня было - ставил на кон свою жизнь. И проигрывал. На столе лежал мой пистолет, и я, проиграв, подносил дуло к виску и спускал курок. После этого я всегда просыпался в холодном поту. Этот кошмар мучил меня по несколько раз за ночь. Я стал принимать снотворное, но кошмар снова повторялся. Тогда я перестал спать. Но даже в бессонном бреду я словно наяву переживал одну и ту же сцену - мой проигрыш, дуло у виска и глухой стук бойка. Когда я уже начал сходить с ума и путал сон с вымыслом своего воображения - видение пропало, словно никогда и не бывало.
После этого я начал видеть карты. Не просто видеть, в прямом смысле этого слова - я их видел изнутри. Я точно знал какие карты находятся на руках у моих соперников, а какие - в колоде и где именно они находятся. Я мог сдать себе и партнёрам любую комбинацию по своему желанию. Я больше никогда не проигрывал в карты. Мог для подкормки очередного богатого бездельника сдать ему несколько партий, чтобы он почувствовал вкус победы и лёгких денег. А затем - просто разорял его.
В 33 года я познал суть Игры. Я сам стал Игрой.
В своих руках я собрал немыслимые деньги, баснословные. Со мной стали бояться играть не только богатые простачки, но и профессионалы. Я не проигрывал. Хотя всегда находились какие-то приезжие игроки, которым я был незнаком, и тогда я обирал их до нитки. Мне стали не интересны их деньги, и я придумал новую забаву для себя. Когда они проигрывались вчистую - я предлагал сыграть последнюю партию. Пять карт в открытую. Они сами сдавали карты. Если их комбинация была выше - они возвращали себе все выигранные мной деньги. Если моя - они должны были пустить себе пулю в голову. Вот такие вот условия. Очень мало кто соглашался испытать судьбу и сыграть в открытую, поставив свою жизнь на кон. Но находились смельчаки, или глупцы, что в принципе одно и то же, кто рисковали. И они сдавали себе те карты, которые хотел я, потому всегда проигрывали. Мне доставляло удовольствие смотреть на их заламывания рук, когда они понимали, что проиграли. Они взывали к моей человечности и просили простить им долг, предлагая взамен всё, что имели. Я высмеивал их малодушие. Я растаптывал их достоинство и великодушно прощал, даря им жизнь. А они ещё благодарили и пытались целовать мне руки.
Ни один из тех, кто играл со мной в открытую не был достаточно твёрд, чтобы пойти до конца.
До позавчерашнего вечера...

Я скучал за своим столом, когда в клубе появился молодой юноша - лет 18-19. Он представился Эрнесто Эччеверией и сказал, что прибыл в город с отцом, по каким-то торговым делам. Он желал играть, а мой столик был как раз не занят. Впрочем, он вообще редко когда бывал занят. В общем, он проиграл все деньги, что у него были, а затем из-за азарта и деньги, необходимые для дела, которые ему доверил отец. После того, как он осознал, какую совершил непростительную глупость - я, выжидавший этого момента, предложил сыграть в открытую. Ставка: все выигранные мной у него деньги с одной стороны и его жизнь с другой. Он побледнел, долго раздумывал, а затем согласно кивнул головой. Я заставил его сдать мне «Роял Флаш» - все карты одной масти, от десятки до туза. До сих пор не знаю, как я это делаю. Просто представляю какие карты соперник должен вытянуть из колоды, и он всегда их вытягивает. Так вот, после того, как партия была закончена - я достал свой пистолет и с ухмылкой протянул ему. Я ожидал, что он так же малодушно бросится на колени и будет умолять меня простить ему долг. Однако моя забава не удалась. Он долго смотрел мне в глаза, затем протянул руку, взял мой пистолет, и прежде чем я успел что-либо сделать или сказать - взвёл курок и прострелил себе голову. Сказать что я был ошарашен и подавлен - ничего не сказать. Я искал взглядом поддержки у посетителей клуба, но они отворачивались от меня. Нет, они ничего мне не говорили, да и не могли сказать, ведь я давал человеку право выбора, и всегда прощал, когда он проигрывал. Этот парень просто был твёрже, чем казался на первый взгляд. Он сдержал своё слово, пусть и таким страшным способом. Нет, они мне ничего не говорили, но я чувствовал, что они вдруг разом стали меня ненавидеть, за то, что я толкнул этого парня навстречу смерти.
Ночью я страшно напился...

Утром вчерашнего дня ко мне пришёл следователь и задавал вопросы. Но это было скорее для проформы. Парень ведь сам выпустил пулю. Вечером я снова пошёл в клуб и сел за свой столик. Мои недавние друзья и знакомые по клубу старались не встречаться со мной взглядом и лишь перешёптывались друг с другом. Обстановка была накалена. Я заказал себе бутылку коньяка, а когда её принесли, и я налил себе бокал - в зал ворвался отец того парня. Не говоря ни слова, он бросился к моему столику, выхватил пистолет и трижды выстрелил в меня. И не попал...Первая пуля разнесла бутылку, две другие прошли в дюйме от моей головы и застряли в стене. Его тут же скрутили, и он лёжа на полу рыдал и кричал о том, что я отнял его единственного сына. Затем о том, что я продал душу дьяволу, и потому за моей спиной всегда стоит Джокер - дух игры, который не даёт мне проиграть. А ещё о том, что без помощи Джокера я - никто.
Я был взбешён тем, что он пытался меня убить, а теперь ещё и обвиняет меня непонятно в чём. Хрустальный бокал лопнул у меня в руке, когда я её сжал, по руке потекла кровь и я ответил, что моя игра - лишь моя заслуга. Я всего добился сам, выстрадал бессонными ночами, своими кровью и потом. Затем я добавил, что если здесь есть какой-то там Джокер - то пусть садится со мной за стол, и я с превеликим удовольствием обыграю его и лишу всего, что у него есть. Естественно никто за мой столик не сел. Старик всё так же рыдал, лёжа на полу и что-то бормотал себе под нос.
Я повернулся и ушёл домой в надежде снова напиться...

Но пить не хотелось, я сидел до поздна, бездумно перебирая карты. Поздней ночью в дверь принялись настойчиво стучать. Я велел убираться вон всем, кто ночами ходит под чужими окнами. Но стук не прекращался. Тогда я сбежал вниз, чтобы собственноручно отделать стучащего. Когда я рывком распахнул дверь, то человек стоящий за порогом сходу меня ошарашил.
«Ты звал меня»: - холодно утверждающе сказал он, и прежде чем я успел что-либо ответить он добавил. - «Ну так вот я и пришёл».
«Ты кто такой?»: - раздражённо спросил я, сбитый с толку.
«Я?»: - удивился он. «Я - Джокер. Ты ведь сам настойчиво приглашал меня сыграть».
С этими словами он вошёл в дом, мимо меня, прошёл к моему игровому столу на первом этаже и взял лежащую там колоду карт. Затем задумчиво повертел её в руке и за несколько секунд выполнил все известные мне трюки с картами. Затем хмыкнул и показал ещё несколько таких, которых я никогда не видел, и даже не слышал о них.
Я решил, что это кто-то решил неудачно подшутить надо мной таким образом и двинулся к нему, решив выкинуть за дверь.
Он с усмешкой посмотрел на меня, затем достал из-за пояса мешочек и высыпал его содержимое на стол. Клянусь, такой красоты я не видел никогда в жизни! Там были огромные огранённые алмазы, красные, синие, жёлтые. Их было очень много. Они искрились и переливались даже при свете лампы. На столе лежало целое состояние, превосходящее моё в несколько раз.
«Это будет моей ставкой» - сказал он.
Тогда я не поверил ему ни унцию. Мне подумалось, что это какой-то сумасшедший ювелир пришёл попытать свою удачу в игре со мной, услышав о моих словах в клубе. Мне захотелось обыграть его вчистую, кроме того, хотелось окунуться в игру и выбросить из головы все переживания. Для меня это был единственный способ расслабиться.
Я закрыл дверь и принялся рассматривать незнакомца. Невысокий, смуглый, черноглазый, с постоянной усмешкой на тонких губах. Небольшие тоненькие усики на верхней губе. Одет в элегантный тёмно-синий костюм. Нельзя сказать, что очень крепкий, но и не чахлый. Человек себе как человек.
«Ну, ты готов начать?» - спросил он всё с той же усмешкой. «Или мне зайти как-нибудь в другой раз?».
Больше я не колебался ни секунды. Раз он так жаждет расстаться со своими камешками - так тому и быть.
«Хорошо, давай сыграем, Джокер» - сказал я и сел за стол. «Посмотрим, что ты умеешь, кроме простых фокусов».
Он лишь усмехнулся.

Тут меня ждал первый удар. Играя с ним я перестал чувствовать карты, я больше не видел их. Они словно закрылись от меня. Мне пришлось вспомнить все свои навыки просчитывания, чтобы играть с ним на равных. Кроме того, меня ждал второй удар. Я не мог прочитать его эмоции. Он не делал никаких движений, ничем не показывал какие карты у него не руках. Это была самая тяжёлая моя игра. И в то же время самая захватывающая. Он играл в полную силу, иногда проигрывая, иногда выигрывая. На кону стояли огромные состояния. Это было восхитительно!
Мы, не проронив больше ни слова, играли всю ночь, до сегодняшнего рассвета. А на рассвете я понял, что разорён. Даже дом, в котором мы играли - теперь принадлежал ему.
У меня не осталось ничего...
Всё с той же полуулыбкой он встал и сказал:
«Увы, мой дорогой протеже, ты мне не соперник».
И рассмеялся.
Не знаю что на меня нашло. Первый раз, за много лет я проиграл. И как проиграл! Вчистую. Всё, что имел. Я достал пистолет и положил его на стол, а затем предложил ему сыграть на мою жизнь. Я ждал, что он просто рассмеётся мне в лицо. Зачем ему жизнь какого-то нищего? Но наоборот, он стал очень серьёзным, пристально посмотрел мне в глаза и спросил хорошо ли я подумал. Я решительно кивнул.
Тогда он сел за стол и предложил мне сыграть в открытую. Пять карт. Моя сдача. И я медленно, карту за картой сдал ему сначала пиковый туз, затем короля, затем даму, десятку и последним вытащил валет. «Роял Флаш»...
Даже не глядя на последнюю карту он встал и, кивнув мне головой, отправился к двери. И я увидел, как валет, лежащий сверху превратился в ухмыляющуюся карту джокера. Он смеялся надо мной! Тогда я выхватил пистолет и выстрелил. Мой гость упал, истекая кровью. В это время возле моего дома проходил наряд полиции, они ворвались в дом, услышав выстрел, увидели тело моего гостя на полу и силой уволокли меня сюда - в тюрьму.
Вот и вся моя история. Я проиграл всё что у меня было. Я проиграл Джокеру свою жизнь, и теперь он придёт требовать свой долг. Из-за своей гордыни я лишился всего! Я сам, своими руками убил свою удачу! Но старик был не прав. Я своими силами добился всего что имел! Мне никто ничего не дарил. И я знаю, что за карточный долг придётся платить. Джокер свято чтит правила игры. Но я клянусь, клянусь последним, что у меня осталось - моей честью! - я не стрелял в него! Я стрелял в эту проклятую карту! В карту Джокера!..

Мой собеседник замолчал, опустошённый и раздавленный. Молчал и я поражённый рассказанной историей. Так мы и сидели не произнося ни слова, пока в коридоре не раздались тяжёлые шаги тюремщиков. С лязгом открылся засов. Я поднялся на ноги, всё ещё сжимая в руках поднятую на полу карту.
Пора...
- Нет, не ты. - грубо прогудел надзиратель. - Он!
И ткнул пальцем в Джека.
Тот встал, с опущенной головой, и даже не оглянувшись на меня, вышел из камеры, сжимая в руках колоду карт.
Я подумал, что его поведут к судье, для допроса. Тем временем с площади раздались крики. Я подошёл к зарешёченному окну. Видимо пока я слушал рассказ - толпа уже успела собраться на площади.
Но что это? Джека вели прямо на эшафот! Из толпы летели проклятия и гнилые помидоры. Джек всё так же, не поднимая головы, шёл по ступенькам эшафота. Летевших помидоров он, казалось, даже не замечал. Толпа бесновалась:
- Убийца!
- Гори в огне проклятая тварь!
- Душегуб! Выродок!
- Смерть!
Процессия из священника, палача, обвинителя и самого Джека остановилась прямо на помосте. Обвинитель поднял руки и крики толпы стихли. Палач накинул верёвку на шею Счастливчику, завёл его руки за спину и обмотал верёвкой запястья. Только сейчас Джек поднял голову, медленно обвёл взглядом толпу и вдруг побледнел.
- Вот он! Вот Джокер! Он жив! - закричал он, пытаясь скинуть верёвку с шеи.
Собравшиеся посмотреть на казнь в недоумении принялись оглядываться друг на друга.
- Ты пришёл забрать долг, да, Джокер? - продолжал кричать Джек. - Ну так забирай и будь ты проклят! Я добился всего сам! Слышишь? Сам!!
Джек замолчал.
По рядам пробежал сдержанный и удивлённый ропот. И тогда заговорил обвинитель.
- Густаво Мария Дель Орно, вы признанны виновным в хладнокровном и жестоком убийстве городского судьи, маркиза де Сент-Этьена и приговорёны к смертной казни через повешенье. Желаете ли вы произнести своё последнее слово?
Джек удивлённо посмотрел на обвинителя.
- Густаво? Как Густаво?..
Он недоумённо оглянулся на окна тюрьмы, и в верхнем окне увидел моё, прижавшееся к решётке лицо.
Я хотел крикнуть, что Густаво - это я, но вдруг увидел его лицо и со сдавленным криком отшатнулся от окна. На эшафоте стоял я! Лицо Джека было моим лицом!
И тут в тишине раздался громкий хохот. Джек с безумным взглядом не переставая хохотал до слёз.
Он смеялся, пока палач не дёрнул за рычаг, открывший у Джека под ногами люк. Грохот люка заглушил хруст шейных позвонков, и тело безвольно повисло на верёвке. В наступившей тишине послышался тихий шорох разлетающихся карт, выпавших из его руки. Словно опавшие осенние листья они устлали доски помоста.
Все собравшиеся расходились молча...
Навсегда закрывшиеся глаза Джека невидяще смотрели в одну точку. Я проследил за ним - и сердце замерло. У самого дальнего конца площади стоял человек, скрытый в тени дома. Дорогой тёмно-синий костюм, смуглый, с тонкими усиками на верхней губе.
Изящные пальцы приподняли шляпу, приветствуя меня. Второй раз я отшатнулся от окна и бросился в самый дальний угол.

На следующее утро за мной пришли. Дверь с лязгом отворилась, зашёл тюремщик и провёл меня в кабинет к городскому судье. Тот, сидя за столом, мимоходом глянул на меня, оторвавшись от своих бумаг, и, явно не желая отвлекаться на приветствия, быстро заговорил:
- Джек Армандо, вы обвинялись в убийстве неизвестного человека. Но труп исчез из морга, кроме того, полицейские арестовавшие вас клянутся, что никакого убийства они не видели и знают вас как одного из самых респектабельных и законопослушных членов нашего общества. Потому прошу извинить за предоставленные неудобства. Вы свободны.

Он опустил взгляд на свои бумаги, ясно давая понять, что разговор окончен.
- Да, забыл добавить, - он снова посмотрел на меня. - Ваш особняк сгорел дотла сегодняшней ночью.

Я повернулся и пошёл к двери. Возле гардероба висело зеркало и я помимо воли глянул в него. Из зеркала на меня смотрело лицо Джека Армандо. Помимо воли рука потянулась к карману и сжала последнюю карту из рассыпавшейся колоды. Карту джокера...

Вот и всё, о чём я хотел бы поведать. Пусть эта история и кажется невероятной, но тем не менее именно так всё и произошло на самом деле. Добавлю только, что через несколько дней моё лицо изменилось: скулы чуть больше выдвинулись вперёд, глаза немного сузились, смуглая кожа посветлела, рисунок губ стал более твёрдым. Теперь даже мои прежние знакомые вряд ли узнали бы во мне Густаво Марию Дель Орно.
Я был свободен. Я, заплативший за свою жизнь чужой смертью. Человек без прошлого. Человек с ноющей зияющей пустотой в душе.
И ещё одно...
Я больше никогда не играю в карты. Потому что всегда выигрываю...